Алина Бронски — псевдоним родившейся в России восходящей татарской звезды немецкой литературы. Свое настоящее имя она скрывает. И по-русски говорит только с самыми близкими людьми.

Оба романа родившейся в Екатеринбурге и живущей в Германии Алины Бронски (Alina Bronsky) вызвали восторженные отзывы как немецких критиков, так и «рядовых» читателей: это свежо, сочно, увлекательно, остроумно, чувственно. Главными героями и дебютного романа Бронски «Scherbenpark» (это название микрорайона, которое можно буквально перевести как «Парк осколков»), и нового (он называется «Самые острые блюда татарской кухни») являются уроженцы бывшего СССР.

Алина Бронски – это псевдоним. 32-летняя писательница категорически отказываетесь называть свое настоящее имя, оберегая, как она всегда подчеркивает, свою личную жизнь. Известно только, что она живет во Франкфурте-на-Майне, замужем, что у нее трое детей. Кроме того, известно, что она приехала вместе с семьей в Германию в 12-летнем возрасте, окончила школу, изучала медицину в одном из немецких университетов, потом бросила учебу, занявшись журналистикой. Это не было чем-то неожиданным, потому что писать Алина Бронски (будем называть ее так) начала очень рано и уже в школе сочиняла романы.

- В том числе и о вампирах, — рассказала Алина в интервью газете Deutsche Welle. — Сочинять я действительно начала очень рано, даже не в школьном, а еще в дошкольном возрасте, как только вообще научилась писать. Тогда я, конечно, сочиняла не романы, а стишки, рассказы, сказки, сама их иллюстрировала, как дети это делают.

- И все-таки вы после гимназии пошли учиться медицине. Почему медицине?

- Объяснение есть. У меня всегда присутствовал интерес к точным наукам. Я хорошо училась в школе, хорошо успевала по математике, химии, биологии, и мне казалось, что нужно получить, как говорят, «серьезную» профессию. Писательство не представлялось мне серьезным делом, оно оставалось, скажем так, тщательно скрываемым хобби. Которое все-таки позже стало профессией, к счастью.

- В «Самых острых блюдах татарской кухни», вашем втором романе, главными действующими лицами, как и в первом романе, являются иммигранты из бывшего СССР. Вы считаете это своей главной темой?

- Нет, это не главная тема, хотя, конечно, не случайность. Трудно сказать, насколько это важно. После моего первого романа я повсюду объявляла, что второй будет о чем-то совсем другом, тема будет другая, герои совершенно изменятся. Но мне это не удалось, потому что все-таки многие вещи связаны с моей биографией, многие темы, многие чувства для меня важны. Я думаю, жаль было бы искусственно искать что-то еще, если есть много историй, которые я хотела бы рассказать.

- Флобер ответил как-то на вопрос о том, кто был прототипом госпожи Бовари: «Госпожа Бовари – это я». У вас в новом романе действуют женщины трех поколений: Розалинда – бабушка, глава семьи, решительная, волевая, настоящий домашний тиран, ее дочь, не блещущая особым умом флегма, и внучка-бунтовщица. Кто вам ближе? Или вы, так сказать, присутствуете во всех троих?

- Мне кажется, высказывание, что автор присутствует во всех своих героях, очень близко к истине. Ведь в каждом из нас есть разные черты, разные эмоции, разные чувства. В каждом из нас живет, скажем, агрессия, но с другой стороны — ум и милосердие. Это — составляющие одной индивидуальности. А когда человек пишет роман, в котором несколько главных героев, есть возможность разделить свою индивидуальность, свою личность на несколько частей, на нескольких людей. Что касается вопроса о том, кто ближе лично мне, то, наверное, внучка мне все-таки ближе всего. Она — девочка, а потом молодая женщина моего поколения, некоторые факты ее биографии параллельны моим. Это не случайно. Но и другие персонажи мне тоже близки. Не в смысле идентификации, а в смысле точного понимания, почему они получились именно такими, почему именно так живут и чувствуют.

- Вы употребили слово «идентификация»… В романе, уже начиная со старшего поколения, с Розалинды, вопрос идентификации остается неясным. Розалинда – татарка по происхождению и очень гордится этим, и хочет быть татаркой, а татарского в ней мало. И блюда якобы татарской кухни, которые она подает, — вовсе не татарские, она сама их придумала. У ее дочери и внучки — аналогичные трудности. Подобная проблема стоит и перед вами? Или раньше стояла?

- Это — не моя личная проблема, но все равно что-то достаточно близкое мне и знакомое. Я не ищу себя, не спрашиваю себя, частью какой культуры я являюсь. Этого нет. Однако мне понятна ситуация людей, укоренившихся в определенной культуре, но при всем том ведущих жизнь, которая не очень-то соответствует этим корням, и пытающихся потому понять, кто же они. Конечно же, этот вопрос очень важен и для героев моего романа. Розалинда, в принципе, если рассматривать с позиций крови, которые мне не очень близки, — конечно же, татарка. Но при всем том она и советский человек. Вдобавок она насильно была лишена всего того, в чем так сильно нуждается. И пытается заполнить это пустое пространство своими собственными выдумками.

- Вы пишете по-немецки, а читаете, насколько я знаю, и по-немецки, и по-русски. Вы нормально существуете в двух языках? Они друг другу внутри вас не противоречат? Нет внутреннего конфликта?

- Конфликта нет. Речь идет о разных аспектах моей реальности, моей личности. Русский язык я очень люблю. А с другой стороны, это более семейный, интимный язык. Мне давать это интервью по-русски не очень просто, потому что я привыкла разговаривать на нем только с самыми близкими людьми. Для меня такая ситуация не столь естественна, как интервью на немецком языке. Немецкий язык для меня, скорее, рабочий. Я его очень ценю, но, наверное, люблю его не так, как русский.

Tatarlar.ru